Мои роды... или Наши роды?

Роды оказались и такими и не такими, как я думала.
Разумеется, все началось в середине рабочего дня, и Антону пришлось по-бысторому собираться и скакать домой. Хотя нет, все началось несколько раньше - с предвестников, а они начались за шесть дней до этого, в праздничные дни, вернее чудесным вечером. Я отправилась мыться, и у меня были три схватки с интервалом минут в 25. Я позвала Антона, говорю: "Кажется, я рожаю". С минуту он эту новость переваривал, потом сказал: "Не выпить ли мне валерьяночки?" (соображение чисто гипотетическое - валерьянки у нас не было) - потом мы еще о чем-то поговорили минуту другую, и он вполне пришел в себя. Мы выглядели как пара заговорщиков: слегка возбужденные, улыбались чему-то своему, иногда проговаривали дальнейшие действия. Антон меня облил, потом я сушила голову, а он меня фотографировал и приговаривал - так выглядят будущие мамаши, которые не знают, рожают они или нет.

Мы отправились гулять, вечер был сказочный - тишина, снегопад - все в таких красках и звуках, как в самом сладком сне. Тошка взял с собой остатки новогодней пиротехники, надел на меня часы, чтобы я следила за интервалом между схватками. Схватки шли каждые 20 минут. Красота. Мы гуляли примерно полтора часа, а на обратном пути схватки пропали - то есть была одна, но уже через 40 минут, а дома и вовсе прекратились. Когда я это поняла, я сперва расстроилась, а потом и вовсе разозлилась  - так все хорошо начиналось, мы настроились, обстановка что надо, - чего резину-то тянуть. Легла поздно - играла на компьютере - все равно бы я не уснула, мне хотелось освободиться от досады. Все-таки это стресс.

В последующие дни я изрядно нервничала ("уж полночь близится, а Германа все нет..."), мне не хотелось ни с кем говорить про роды, вообще думать об этом - хотелось как-то отделиться от мира, не от мира, а от людей, я начала огрызаться на знакомых и незнакомых. Но гулять, ходить по делам, участвовать во "внешней жизни" мне очень нравилось. Самое приятное воспоминание - в воскресенье мы сходили в зоопарк. Животные, на удивление, от посетителей не прятались - я давно столько сразу не видела. Мы много фотографировали. Я тогда подумала: "Вот была бы я в больнице, что бы я там видела, кроме кафеля и хлорки". Уж не пантер с пингвинами, это точно.

Потом я думала, что рожу в понедельник: телефон я отключила, и родители с этим смирились, праздники все кончились, даже справки с Антошиными анализами все готовы (на всякий случай мы сделали и это - вдруг придется ехать в роддом). Я всю свою жизнь вокруг себя, как одеяло, подоткнула и жду - уже не злюсь - просто жду. Но кто же захочет рождаться в понедельник? ("крокодил не ловится, не растет кокос...") Умный мальчик решил родиться во вторник. А это уже совсем другая история.

Мы договорились с акушеркой, что попробуем родить сами. На самом деле, это очень милая идея, в ней есть что-то комфортное и пропорциональное, и в следующий раз мы опять попробуем родить сами. И мы также договорились, что как только у меня начнется, мы ей сообщим, чтобы она могла держать с нами связь, помочь советом и в случае чего приехать.

Роды начались в 16.00 с того, что отошли предлежащие воды - абсолютно прозрачные и без запаха (а этот вопрос меня сильно беспокоил, прошлый ребеночек был гипоксийный, да и вообще мы живем в Москве). Я позвонила Антону, кинула на пейджер сообщение для Наташи и взялась за пылесос - пусть будет чисто. Настроение было радостное и праздничное, словно до назначенного свидания пара часов и мне  осталось только вымыть голову и накраситься.  Одним словом - приятные хлопоты. Удивительно, во мне проснулся вкус к научно-исследовательским методам: я стала записывать в тетрадь, во сколько отошли воды, сколько, какие; когда и как начались схватки, интервалы; пульс и давление у меня, пульс ребеночка... Какие пеленки-клеенки доставать я продумала еще давно и подготовила, мытье ванны было последним в списке хозяйственных дел: типа, все сделали, подготовили и сели на насест (или где там куры несутся?). Аптечку я доставать пока не хотела - уж очень у нее вид аптечный.

Приехал Антон (редкий случай, когда я не говорю "наконец-то", я такая нетерпеливая). Сел попить чайку, перекусить, а я то так то сяк пристраивалась напротив, меня распирало - хотелось поговорить о родах, о том, что происходило до его приезда и произойдет теперь, о своих чувствах и ощущениях. Конец чаепития был несколько смазан - пошли более сильные схватки, я никак не могла пристроиться в какую-нибудь позу, сначала Тоша встал помассировать мне поясницу, потом мы решили, что пора мыть ванну. Пока он мыл, я, наверное, раз в третий уже сходила покакать, – это тоже меня сильно радовало, так как с клизмами у меня отношения никогда особенно не складывались,  и я надеялась, что естественного опорожнения кишечника вполне хватит. С Наташей на тот момент мы еще не общались, поскольку телефон из-за мамы был по-прежнему отключен. Правда, когда я бросала сообщение на пейджер, я оставляла его на полчаса включенным, но тогда Наташа не позвонила, и я его обратно отключила. Сейчас Антон решил еще раз послать ей сообщение, только включил телефон - звонит Наташа. Она посоветовала клизму все-таки поставить, как выяснилось в последствии - совет не праздный, так как, не смотря на клизму и очищенный кишечник, я умудрилась три раза накакать в ванну, и Антону пришлось ее  мыть снова и снова. А схватки уже пошли с интервалом в 3-4 минуты. Я то залезала в ванну, то выбиралась из нее. Пожалуй, самым неприятным оказалось ходить в туалет на унитазе - ребеночек тут же с радостью начинал опускаться, а схватки были уже довольно болезненные. Антохен приволок мне в ванную магнитофон, я поставила Yes I do, и бодро с легкими подвываниями под эту музыку приседала. Приседать самой было приятнее, чем сидеть на стульчаке. Моя тяга к регистрации задела и Антона - мы зачем-то записывали время начала каждой схватки на стене в ванной. Поэтому к концу родов стена выглядела, как "газета" - вся в разнокалиберных черных колонках. И не знаю, в чем дело, но я почему-то никак не могла отважиться проверить раскрытие. Наконец где-то около восьми (вечера) я собралась с духом - ... и ничего не поняла.

То есть я поняла, что-то, до чего я дотягиваюсь, не похоже на раскрытую шейку, и вообще не похоже на шейку, я до нее не достаю. Антон сказал, что тут ничем мне помочь не может - он-то никогда ничего не диагностировал и даже из любопытства не проверял, так что ему даже сравнить будет не с чем. Зато он предложил совершить вечерний обзвон родителей - сообщить, что у нас все путем, мы еще не родили (мама потом за это Антона сильно укоряла - вот, мол, звонил и не сказал, что уже рожаем), - в связи с чем попросил меня не очень шуметь, если что.

Вообще, надо сказать, Антон принял на себя очень много хлопот по родам. Собственно, после того, как мы отправились мыть ванну, я из ванной уже не выходила, а Тоний бегал между мной (так как я все время требовала внимания, особенно во время схваток), кухней (где он готовил "коктейль" для клизмы и заваривал кровоостанавливающий чай) и комнатой (там он искал для меня кассеты с расслабляющей музыкой, звонил, смотрел что-то в книжках и тетрадках). И если вы думаете, что это легко сделать, буквально  каждую минуту забегая ко мне, чтобы проверить и поддержать меня во время схватки (а эти набеги занимали от 30 секунд до 3-5 минут), то вы себе плохо это представляете. Он 2 раза обливал меня, по ощущениям можно было бы и еще, но в перерывах между схватками мне уже больше хотелось просто расслабиться, а во время схватки не до того.

Около девяти позвонила Наташа (видимо, Тоша перестал выключать телефон), Антон ей рассказал, что у нас как, потом дал меня. Я ей пожаловалась, что не могу определить раскрытие, она спросила про головку, я сказала, что на глубине пальца. Ей это не понравилось - схватки часто, вода отходила, а ребенок далеко. Я на всякий случай испугалась и попросила ее приехать. Она была уже дома, сказала, что через час с небольшим будет. Следующий час я провела, засев в ванне и негромко, но ритмично подвывая в такт каждой схватке. Они пошли довольно любопытно: то две подряд, то через большой (минут пять) интервал. Записывать их мы уже перестали. Я сидела на корточках и раскачивалась, то наклонившись вперед и, качая тазом, то откинувшись назад и как бы подтягивая ноги к животу, стуча при этом коленками по стенке ванны (на следующее утро коленки у меня были в синяках). Если в начале этого часа я говорила, что следующего ребенка буду рожать только под наркозом, то к концу была уверена, что наркоз не пойдет - только кесарево. Антоша меня убеждал, что я напрасно нервничаю, у меня все отлично получается. Отчасти мне было уже все равно - между схватками, особенно в длинные паузы, я раскисала, как медуза, мне было хорошо и хотелось спать. Раскрытие я больше не проверяла, меня больше беспокоила боль. Во время схваток мне хотелось, чтобы Наташа была уже здесь, рядом. Когда Антон сказал, что она уже приехала (и как он расслышал звонок в закрытой ванной, где лилась вода, и подвывала я?), я, с одной стороны, почувствовала, что самое главное, я уже сделала, а с другой  - в присутствии нового зрителя я стала острее чувствовать боль. С третьей стороны, я испугалась, что теперь, когда Наташа заняла место Антона (боевую позицию на унитазе в нашем крошечном санузле), ему придется выйти из ванной, а мне - обходиться без его общества. Что характерно - все поместились. Хотя сначала Антон куда-то выходил, потом Наташа тоже. Сфокусировать на ней взгляд я смогла минут через десять-пятнадцать после того, как она уселась напротив меня. Она спросила, как я. Я ответила, что мне себя ужасно жалко, и она сказала, что жалеть себя мне осталось полчаса, час от силы (на самом деле вышел час или чуть больше). Потом я несколько раз посматривала на нее с интересом и удовольствием - спокойная, без следа сонливости, усталости или беспокойства, чуть-чуть улыбается и ждет, тихо, пассивно даже не от меня чего-то, а помимо меня. Того, что будет. Она проверила-таки раскрытие, а вернее уже ощупала опустившуюся головку, и мне предложила. Я сначала подумала, что это пузырь - такая мягкая складочка, вернее даже валик или горка, - а оказалось, что это кожица на голове; косточки у родничка сдвинулись, сместились одна под другую, и над ними получилась горка из кожи. Удивительное ощущение. Кстати сказать, мальчик родился без отеков и вообще отечности на голове, лице, он даже в первые часы глазки открывал, правда, не надолго и без удовольствия. У меня даже сложилось впечатление, что он ими не очень управлял.

Да, я начинала с того, что все вышло не так, как я себе представляла. Вот они "нетаки":

·        Я очень ждала, когда начнутся потуги. В прошлые роды, когда начались потуги, вся боль прошла, осталось одно усилие, какие-то мышечные ощущения. А ведь меня предупреждали, что роды и выкидыш (на каком угодно сроке) - это совсем разные вещи! Короче, боль как при схватках осталась, потому как остались и сами схватки, только к ним прибавились те самые мышечные ощущения в животе (внизу спереди и в дне матки), ощущение распирания во влагалище и малом тазу, как будто в тебя   засунули футбольный мяч, а потом еще и чувство, что я сейчас порвусь - болезненное сухое натяжение тканей (футбольный мяч было не совсем приятно, но нормально и вызывало ассоциации с пробкой). Сначала я хотела побыстрей вытолкнуть эту пробку, а как почувствовала, что порвусь - испугалась, стала меньше напрягаться. Такое двойственное чувство: с одной стороны, хочется уже побыстрей родить, и так понятно, что вот-вот, а с другой стороны, не хочется, чтобы он проходил последний сантиметр, который грозит треснуть, хотя все равно понятно, что минутой раньше, минутой позже это произойдет. Наташа придерживала ткани промежности, посоветовала мне наклониться вперед, чтобы перенести давление на выход из влагалища, не тужиться, дышать "как собачка". Дышать я, конечно, дышала, но потуги уже понеслись своим ходом - я родила и порвалась-таки.

·        Второй "нетак" является прямым следствием первого. Я думала, что я сяду чинно благородно орлом, и ребеночек выйдет, красиво как на картинке. Описать позу, в которой я родила - никаких слов не хватит. Я наполовину вывесилась из ванны, упираясь головой Антону в живот. Одной рукой я цеплялась за край, второй лупила по бортику ванны, правая нога была вытянута вдоль ванны, насколько позволяют ее размеры, а что было с левой я уж и не припомню. При этом я жужжала, ржала, "рыдала" (не плакала, а именно издавала рыдающие звуки), еще что-то делала. Наташа "заглядывала" за мою спину и таким вот образом принимала роды. В общем, это не то, что хотелось бы заснять на пленку и показывать родственникам и друзьям. (Хотя, возможно, как раз было бы забавно.)

·        Ну и, наконец, я не ожидала, что сразу после того как он выйдет я впаду в такой ступор. То есть "сразу" означает СРАЗУ. Как будто вместе с ребенком из меня вышли мозги. Наташа подала мне ребеночка из воды, полила ему на голову, чтобы он закричал - в общем, делала все, что необходимо для новорожденного. Интересно, как бы я с этим управилась, реши мы все-таки рожать сами. Я сидела натурально как вешалка, единственно, минуты через две сообразила посмотреть, какого пола ребятенок, а еще через несколько попросила засечь время рождения.

·        Еще одной полной неожиданностью для меня стало, как ребенок выглядел. Я почему-то думала, что он будет красным и темноволосым, а он оказался розовым, как поросеночек (такой цвет называют "кровь с молоком"), и светловолосым, золотисто-рыжим. Я все сидела и не могла понять, как это из меня такое вышло.

Мы стали сливать воду, плацента еще не вышла. Я все пыталась дать грудь ребенку, а он никак не мог понять, чего это в него все время тычут. К тому же он был ужасно скользкий, весь в смазке, как в вазелине или даже сале, и какой-то сгорбленный - такой мыльный кругляшок, который никак не хотел пристраиваться на руках. Наконец я решила переложить Яшку к правой груди - мальчик посмотрел на меня мутным недовольным взглядом - и села на корточки, чтобы родить плаценту. Ура! Он, наконец, взял грудь, то ли моя настойчивость взяла свое, то ли у него включился рефлекс, однако присосался он знатно. Таким сосункам можно поручать разработку нефтегазовых месторождений.

Антошка принес масляную лампу, чтобы электричество не резало мальчику глаза, и сделал пару наших первых фотографий. Наташа только взялась за пуповину, чтобы проверить как там плацента, как она и родилась. Ощущение по-своему даже приятное - бламс, и все! Плацента оказалась здоровая, по цвету похожа на кусок печенки, только более мягкая и в белесой пленке, а по краям лохмотушки от плодного пузыря. Я попыталась найти петрификаты - по-моему это были такие серовато-белые крапинки размером  с шляпку гвоздя, а может я ошибаюсь. Плаценту положили в мисочку, Наташа облила мальчика, и Антон унес его в комнату (Яшка моментально успокоился у папы на груди). А я собралась мыться и вдруг обнаружила, что я вся дрожу крупной такой дрожью, минуты две я сидела и просто смотрела, то на текущую воду, то на то, как я дрожу. Наконец, я как-то вымылась, пришел Антон меня облил и мы наконец-то (опять же) покинули ванную. Этапы большого пути, если угодно. Я удовлетворила свое любопытство: взвесилась - сперва без Яшки, потом с Яшкой. Без - 65,5; с - 69. Получалось, что он весит 3,5 кило. Как потом выяснилось, весьма условные цифры - у этих весов погрешность плюс-минус килограмм. По позднейшим прикидкам он, скорее всего, весил 3200 - 3300. Кстати, еще одна для меня неожиданность - я думала, он будет такой червячок, головастик (до этого я видела только двух новорожденных: пятидневного сына Натальи Валерьевны да своего мертвого первого ребенка), а Яшка оказался пухленький, с круглыми щеками, толстыми ляжками и на плечиках как бы такие "фонарики" - толстые валики-складочки. Про таких говорят "щеками порвал". А ушки были мягонькие, как тряпочки... А носик сплюснут и свернут набок, так что ноздри превратились в едва открытые щелочки. И на левой ручке был чудной такой след, как от ссаженной кожи или лопнувшего пузыря на коже. Он пропал на третий или четвертый день.

Еще один момент, когда присутствие акушерки очень ценно - меня ведь надо было обработать, проверить на разрывы и т.п. Я лежала с Яшкой на пузе, Наташа меня обрабатывала и оценивала мои разрывы, Яшка меня  посасывал, а Антон обзванивал родственников, благо время было еще не совсем глубокая ночь - только полночь, - никто еще не спал. Наташа потом говорила, что было очень забавно слушать, как мы решали, кому звонить первым, и я утверждала, что мама меня никогда не простит, если не она первой узнает.

В принципе, этот момент уже соответствовал моим сладким грезам: обзвон родителей, поздравления, общая радость - все было даже еще лучше, потому что уже был Яшка, лежал рядом со мной крошечный человечек, очень реально и ощутимо присосавшийся к груди, и мы уже знали, кто он, кто шел к нам все эти 9 месяцев. Потому что мы, наконец, дождались.

Около часа ночи Наташа уехала, а мы залегли спать, по мере сил. Положили под Яшку непромокаемую пеленку и под нас обоих клеенку, накрыли его пеленочкой и нашим одеялом. Он лежал между мной и Антоном и почти всю ночь сосал. В принципе, мы все в эту ночь почти не спали. У меня разболелась голова (холодный компресс, рейки, вибхути, потом, наконец, выпила полтаблетки парацетамола и успокоилась). У мальчика еще бушевали родовые гормоны, и он был беспокойный, ползал, два не то три раза покакал меконием. Антон за нами обоими ухаживал. Кроме того, Яшка жутко хрипел и булькал - еще не вся слизь вышла из легких. Родить-то родили, теперь бы еще сохранить. К утру мое беспокойство перешло в шизофреническую стадию, и часов в семь мы позвонили Наташе, чтобы услышать, что это слизь, что следить конечно надо, но по ее впечатлению, все с ребеночком нормально, так что нечего на ушах стоять... Наверное, это было самое трудное за все роды, да и потом тоже. Ужас, что эта жизнь может от тебя уйти. Хотя следующие несколько дней мы бесперечь подходили к ребеночку проверять - дышит ли, а как мы учились какать, это просто песня; но вот самое первое...

Ну вот, собственно, так мы и родили Яшку.